Сталинисты же собирались здесь сугубо по делу на свой регулярный съезд, проходивший в специально построенном Дворце Советов – в пять раз уменьшенной копии циклопического трехсотметрового оригинала, так и не воплощенного в Москве при жизни вождя.
“Сталинисты всего мира, соединяйтесь!” – под этим лозунгом проходил каждый съезд.
И они соединялись каждые пять лет, делясь пережитым, читая доклады, извергая проклятия капитализму, монархизму, ревизионизму и оппортунизму, рапортуя об очередной сталинской пятилетке, сливаясь в коллективном оргазме оваций и здравиц в честь своего бессмертного усатого бога…
Дорога из аэропорта в столицу проходила через сопки, покрытые мелколесьем и добротными особняками.
– Это дачи или дома? – спросил Энгельберт гида, привычно теребя тонкие пальцы Патрика.
– Здесь живет наша творческая интеллигенция, – пояснил юноша. – В Сталинграде в основном проживают те, кто занят в сфере услуг.
– А какое население столицы? – спросил Патрик.
– Триста тысяч, – прошептал в ухо Патрику основательный Энгельберт.
– Триста сорок две тысячи шестьсот четыре человека, – с обворожительной улыбкой поправил гид.
– И все – только в сфере услуг? Круто! – Патрик щелкнул по птеродактилю и коснулся пальцем кончика маленького носа Энгельберта.
– Храмы, Дворец Советов, музеи, кинотеатры, рестораны, магазины, бани, бассейны, спортзалы, дома терпимости – все требует постоянной заботы, – пояснил гид.
– И никакого промышленного производства, – глубокомысленно кивал Энгельгарт.
– СССР производит только сталинистские атрибуты, книги и фильмы. У нас чрезвычайно чистый воздух.
Воздух и впрямь бодрил и радовал свежестью. Любовникам повезло с погодой – солнце сияло, небо синело.
Программа была насыщенной. После ланча путешественников ждал поход в главный храм СССР – к мощам Сталина. Величественное пирамидальное здание внутри блистало и лучилось дорогим убранством и поражало симбиозом православия, конструктивизма и классицизма. Мраморные колонны уходили ввысь, сияли паникадила, слепили золотом громадные серп и молот. По центру храма высился алтарь с иконостасом, отображающим житие божества. Перед алтарем покоился стеклянный супрематический гроб с мощами. Боковые грани храмовой пирамиды украшали внушительного размера иконы сподвижников, написанные в строго классической манере. Патрику понравился Ежов в красной тоге и с раскаленными щипцами в руках, Энгельберту запомнился благообразный белобородый Калинин в березовой роще с крестьянами и животными, а также Вышинский в судейской мантии и с сияющими весами в руке. Первый напомнил ему о Баварии, коровах и родителях, второй – об университете и несданной курсовой работе по новой антропологии.
В храме, как в кинотеатре, рядами стояли мягкие глубокие кресла, позволяющие даже полулежать. Это было удобно. Из разложенного кресла прекрасно обозревался потолок, расписанный в стиле Микеланджело: бородатый, укутанный облаками и похожий на Маркса Саваоф протягивал длань возносящемуся обнаженному, красивому и молодому Сталину, окруженному серафимами.
В храме подавались освежающие напитки, разносимые маленькими людьми. Гид на время их оставил. На храмовых пилонах светились тексты главной молитвы новому святому на трех языках – русском, китайском и английском.
“Святый Сталин, святый Стальной, святый Совершенный, помилуй нас…” – так начиналась молитва.
Полулежа в кресле и почитывая молитву, Энгельберт запустил свою длань в ширинку Патрика.
– Легкий петтинг, Слон? – спросил Патрик, принимая от снующего меж кресел малорослика стакан с яблочным шотом.
– Не повредит, – прихлебывал безалкогольное пиво Энгельберт.
Во время ласк он был неизменно неразговорчив.
Из храма их повезли в музей, полный голограмм, макетов, экспонатов и документов. В отдельном зале были выставлены подарки Сталину, полученные им еще при жизни. Патрика позабавило (круто! круто!) рисовое зерно с портретом Сталина, вырезанным китайскими коммунистами. Энгельберту запомнился телефон от рабочих польского города Лодзь: земной шар, трубка в виде молота, рычаг в виде серпа.
После музея Энгельберт, как всегда, устал, а Патрик возбудился и захотел искупаться. Возник гид, они поехали на городской пляж, уставленный скульптурами пловчих. На пляже громко звучали сталинские песни, по водоему плавали лодки с нарядно одетыми молодыми людьми.
Несмотря на жаркое сибирское лето, вода все-таки оказалась прохладноватой, Патрик быстро вылез из нее, а упорный Энгельберт все же поплавал, преодолевая себя. Сидя в шезлонгах, друзья потягивали вполне приличное местное пиво.
– Господа, не забывайте, вечером у вас встреча с самим, – подсказал гид.
– Как же можно это забыть? – расслабленно пробормотал Энгельберт.
– Круто! – Патрик хлопнул по ладони Энгельберта. – Слон, ты готов к встрече с оригиналом?
– Naturlich… – Энгельберт сощурился на белые лодки. В каждой из них сидел юноша и девушка с букетиком.
Он сосчитал лодки. Их оказалось восемнадцать.
Пляж и вода возбудили у путешествующих аппетит, и вскоре они уже сидели в грузинском ресторане “Гори”, пили киндзмараули, пробовали богатые белком, зеленью, перцем и жирами грузинские блюда и слушали любимые песни Сталина в исполнении ансамбля в национальных одеждах.
После обеда потянуло в постель.
Непродолжительная близость любовников закончилась сном. Который был прерван через полтора часа звонком гида, сообщившего, что настало время встречи.